ПИСЬМО ДЛЯ МАМЫ

На моих регулярных встречах с читателями в киноконцертных залах и на стадионах мне часто задают вопрос-когда и, главное, зачем Вас писать то понесло? Так вот. Сочинять я начал намного раньше, чем писать. В общем, и сейчас первое заметно доминирует над вторым. Еще в детском саду меня ставили перед группой и я рассказывал сопливым своим слушателям сказки, которые тут же и сочинял. В "школьные годы чудесные" , а проходили они задолго до перестройки, мы все писали сочинения. В принципе, они изначально задумывались наверное умными людьми для того, чтоб дети могли себя проявить. Индивидуальность свою, а не только грамотность. Для грамотности диктанты были. Но только не в нашей школе и не с нашим преподавателем рус-яз и литературы. Двумя легкими и точными движениями она, как опытный хирург, обрезала напроч и бросила в помойное ведро всякое желание выражать в школьных сочинениях собственные мысли. "Хрестоматия то для чего?" Следующей попыткой была армия. Точнее письма из оной друзьям и близким родственникам, в которых за легкостью повествования скрывались, на самом деле не очень то легкие армейские будни. Там цензуры (казалось) не было. Только собственная, внутренняя. Но моя жалкая документалистика (для мамы и друзей приукрашенная слегка) ни шла ни в какое сравнение с беллетристикой одного моего сослуживца. Ни, обычного для армейского коллектива, прозвища, ни фамилии оного я не помню и употреблять не стану. И национальность не упомяну, хотя она и была. А чтобы полнее раскрыть образ нашего героя один эпизод. Знаменит он был в нашем отдельном батальоне тем еще, что мог спать стоя на "тумбочке дневального", то есть находясь на посту. При этом с него снимали ремень с его боевым оружием - штык-ножом, шапку, расстёгивали и слегка приспускали галифе. И я совершенно не напрасно употребляю здесь множественное число. Было это не раз! После пробуждения этот боец, истово крестясь, утверждал, что он не спал. И ему все верили и любили нежно. Чем уж он там привлек внимание к себе ротного почтальона не известно. Хотя паренек он был не до конца адекватный. Что данная история, впрочем, и подтверждает. В общем, из рук почтальона в руки товарищей по оружию попало письмо (или даже два), написанное данным персонажем домой. Маме и подруге. Возможно это был не самый высоконравственный поступок. Но искать высокую нравственность да и просто нравственность в молодом и исключительно мужском коллективе - это большая утопия. Имею опыт наблюдения за подобными коллективами с шести лет, будучи отправленным в этом нежном возрасте на две смены в пионерский лагерь и сделавши там умопомрачительную карьеру за восемь следующих лет. Правда жизни там сурова, беспощадна и вывернута наизнанку . Итак. По тексту письма, наш однополчанин проходил службу в "горячей точке". (Горячими точками наша страна в те годы изобиловала). И письмо писал своим родным, на еще теплом теле своего убитого товарища. Которого он же с поля боя и вынес, завернув в парашют. А в рожке у него три патрона всего и сам он весь изранен... И вот такой вот блевотины на две страницы с огромной кучей орфографических ошибок. И даже испачкал тетрадный лист своими козюлями и грязными руками, намекая на кровь и нагар со своего боевого оружия. Оканчивалось письмо скомкано, потому как "снова атака"... Кара была суровой! Нет , его не били. Хотя... Вирши эти с выражением были зачитаны перед всей ротой на вечерней поверке. Автор и главный герой этого литературного произведения (имевшего, как выяснилось и предыдущие главы) был подвергнут жесточайшей ...(слово не подберу) со стороны однополчан. Был демотивирован, как сейчас говорят. Ибо - фантазии фантазиями, но у всех дома мамы. И мамы эти, провожая свих удальцов в армию, плакали. Мораль. Давайте позвоним или напишем нашим мамам и скажем, что у нас все хорошо.

Даже если это не так